Жители города выступили с иском к властям, иск был удовлетворен. Доску, к слову, установили годом ранее, по распоряжению этих самых властей… Переписывать прошлое – наше любимое занятие…
Когда пару лет назад я познакомилась с племянниками поэта Николая Туроверова, они мне так и сказали: а вдруг вы опять решите переписать прошлое? И воспевавший Россию, и кровь за Россию проливавший, чудом вырвавшийся из цепких большевистских «объятий» наш дядюшка вновь окажется «белоказачьей сволочью»? У вас есть гарантии?
Познакомились мы на предмет переноса праха поэта из Франции, с кладбища Сент Женевьев де Буа, где Туроверов похоронен, в родную его станицу Старочеркасскую, что под Ростовом-на-Дону…
Поэт мечтал, чтоб его похоронили на родине, но в 1976 году, когда он скончался в Париже, об этом не могло быть и речи…
Казаки в представлении целых поколений советских людей воспринимались не иначе, как царские прихвостни, верхом, с нагайкой в руке врезавшиеся в толпы несчастных рабочих и крестьян, и нещадно стегавшие по головам, рукам, ногам…До смерти…Зверье, одним словом…
И даже щемящий душу шолоховский «Тихий Дон», где у каждой фразы – подтекст, и за каждым словом – скрытый смысл, даже «Тихий Дон» - великий протест и боль казачества, не смог поколебать эту слепую уверенность в истинности стереотипа…
У меня, конечно, гарантий не было. Кроме искренней убежденности в том, что последнюю волю поэта надо исполнить. Я говорила, что времена нынче иные, что в России с пониманием стали относиться к «белому» движению, отдают себе отчет в том, что присягнувшие царю, все эти «ваши высочества» и «их благородия» - тоже русские, и тоже, как могли, исполняли свой долг…
И еще я сказала, что России надо дать шанс, потому что в нее, несмотря ни на что, надо все-таки верить!
И эти два пожилых человека, родившиеся и выросшие далеко от родины, свято хранящие русские книги и письма с выцветшими чернилами и говорящие на том великом русском языке, который я вживую никогда ни от кого не слышала, переглянулись, и…дали свое согласие на перезахоронение…
Я сегодня все время возвращаюсь мыслями к тому нашему разговору… И думаю, когда же мы перестанем переписывать прошлое, переименовывать улицы и города? Когда, следуя завету поэта, «построим новые, и назовем»?
