"Mir and Omonia" - Peace and Consent .... our eternal dream 
"Mir and Omonia" - away disagreements, in harmony - God, beauty .... !

 
ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА

ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА

Такого разного и не всегда понятного и совсем уж неоднозначного  Евгения Евтушенко раз и навсегда я полюбила за его «Ольховую сережку»…

Проникновенные слова стихотворения, написанного к чудесному фильму, снятому по не менее чудесному произведению Виля Липатова «И это все о нем»…

Не сочтите за брюзжание – нет больше таких книг, не снимают таких фильмов. И, чего греха таить, строчек таких тоже не пишут  больше. А жаль…

Евгений Евтушенко ушел из жизни первого апреля… В далекой от родины американской больнице, далеко от ольховых сережек и всего, что вдохновляло его на особенные, пронзительные и потрясающие глубокой и простой истиной стихи…

Впрочем, не меньше ольховых сережек и среднерусских равнин любил он дорогую мою Грузию…

Я помню его дачу под Сухуми… В разгромленном бомбежками городе, среди кошмара войны, казалось совершенно невероятным присутствие целого и невредимого дома… Снаряды щадили его, что ли?

Дом стоял, как зачарованный: через пыльные стекла были видны стройные ряды книг на полках, под вазой с засохшим букетом белела узорная салфетка…

Мы, затаив дыхание, слушали обвязанного пулеметными  лентами военного:

- Видите, вот это - дом Евтушенко, - роль экскурсовода ему откровенно нравилась, - ну, знаете, конечно, этого знаменитого русского поэта… Евтушенко очень любит Сухуми, он сюда приезжал каждое лето… И вот, даже сейчас, дом никто не трогает. Все, как было так, и осталось – никто сюда не заходит…

Конечно, «экскурсовод» грешил против истины. Ничего не было уже в Сухуми так, как раньше, ничего не напоминало больше тот черноморский рай, о котором Евтушенко написал столько страстных, нежных и горьких стихов, рай, которому он не уставал признаваться в любви…

- Мой брат грузинского разлива, - так поэт называл Джумбера Беташвили, зверски убитого в Сухуми в том августе, когда война закончилась…

Я помню одно из интервью Евтушенко, в котором он говорил, что не представляет, что может приехать в Сухуми, не хочет видеть страшные следы смерти в любимом городе…

Я не знаю, что сейчас с этим домом, стоят ли по-прежнему на полках книги, белеет ли узорная салфетка под вазой на журнальном столике?

А может, в какой-то другой реальности дом и существует? И Евгений Евтушенко как раз в эту минуту сидит там в своем любимом кресле, смотрит на море и продолжает признаваться в любви этому берегу, с набегающими на него волнами, этому солнцу и всему этому миру, которого больше нет и никогда уже не будет..?

 

 

 

 

 

 

 

 

Top