Мы тянули воду из «хвостиков», не очень понимая значение слова «полезный», но радуясь возможности держать в руках славные кружечки. И еще, а может в самом начале всего – Северный Кавказ – это Лермонтов…

«Город, в котором хочется жить» – гласят яркие плакаты, развешанные в Ессентуках. Насчет «жить» – утверждать не возьмусь, но побродить по этому городу, по большому курортному парку, покормить ручных белок и попить знаменитую «Ессентуки-4»- холодную, теплую и горячую – здорово! Вода «от всего» - улыбается медсестра в стеклянном павильоне…

А неподалеку от него, деловито устроившись на пеньках, сидят павлин-альбинос Яша, орел Гамлет джан и фазан Васька – охотно позируют с отдыхающими, разрешают себя погладить и звездно нахохлившись, отворачиваются от назойливых поклонников…

И плавно переходит дорога из Ессентуков в Пятигорск, к святым для меня лермонтовским местам. Все-все прощаю этим городкам, всю их провинциальную неторопливость и вычурность, отсутствие вкуса и претензий на развитие за то, что ходил здесь боготворимый миллионами поэт…

За то, что здесь родились его пронзительные строки, которые, раз прочитав, уже не забудешь.... Боже, как я жалела и любила его героев.... Здесь бродишь, размышляешь и переживаешь заново все эти бессмертные сюжеты…

- За хорошего коня и трех сестер не жалко, - скажет никогда не читавший Лермонтова парнишка-дагестанец и сверкнет белозубой улыбкой…

И на мгновение, отвернувшись, кажется услышишь позади шорох кринолинов, цокот копыт, и щелчок открывшегося над изящной головкой кружевного зонтика… Послушаешь музыку ветра в «Эоловой арфе», выпьешь кофе с ореховым вареньем в знаменитой Гукасовской кондитерской, а пройдя в калитку приземистого домика,  пойдешь по тем самым дорогам, и по той самой – последней, что ведет к подножию Машука…

И грустью отзовутся в сердце неухоженные, разбитые ступени, ведущие к лермонтовскому гроту, кажется, со времен съемок «12 стульев» (а может, и раньше) к ним никто не притронулся заботливой рукой... Посмотришь на спотыкающихся на камнях людей, пробирающихся к гроту, чтобы сфотографироваться на память, и невольно подумаешь: неужто не заслужил Михаил Юрьевич...?

Холодом обожжет руку цепь вокруг стелы: отвернулись от нее огромные птицы: пока не видишь, можно продолжать верить и надеяться, а может, он жив?

И вот тут, в эту минуту, тронув их каменные перья, четко осознаешь: Северный Кавказ – это память. Та, что всегда жива.